Последний Повелитель - Страница 8

— Один. Теперь я совсем один. Навсегда. — сказал Джафар. Стены ответили нестройным эхом. Джафар сел на пол, прислонился спиной к холодному пластику стены. В голове — холодная, чёрная пустота. В позвоночнике — холод, только сердце бьётся гулко, ненужно. Зачем? В этом мире — ни друзей, ни врагов. Все друзья умерли тысячу лет назад. Кому здесь нужна генная инженерия? Кто здесь знает, что такое дальний космос? Кому он вообще здесь нужен, дальний космос, дикарям с арбалетами? «Для чего я здесь? Что мне делать? Гром, что мне делать?»

Гром не ответил.

«Ты меня бросил, — думал Джафар. — Конечно, ты же остался там, на Земле. Вот и наступила крайняя ситуация. Что делать в крайней ситуации, я знаю. Я должен выяснить, кто я такой. Открыть подсознание, слить разум и инстинкты, разобраться в себе. Тогда будет ясно, что делать. Нужно быть полным идиотом, или стоять на краю пропасти, чтобы согласиться заглянуть в собственное подсознание. Я подхожу по обоим критериям. Это будет стоить мне потери всех иллюзий и десяти лет жизни. Потому что подсознание досталось нам от животных. Потому что его задача — обеспечить выживание организма методами животных — зубами и когтями, отталкивая слабых, убивая чужих детёнышей, чтоб урвать кусок для своих. Но именно там, в подсознании, располагаются корни того, что называется интеллектом, только так можно превратить его в инструмент чудовищной силы. Там же располагается ключ к сундуку с сокровищами — к памяти. Вспомнить слово, произнесённое десять лет назад случайным прохожим, страницу книги соседа, на которую на долю секунды упал твой взгляд, и вместе с тем вспомнить все поступки, которые старательно пытался забыть в течении всей жизни. Не просто вспомнить — а в той звериной интерпретации, которую придаст им подсознание. Стать на час Гением — и зверем. Хищным зверем, единственная добыча которого — ты сам. И до самой смерти носить следы его когтей в душе».

Джафар поднялся и твёрдым шагом направился в мастерскую. В действиях появилась уверенность автомата. Перерыв несколько шкафов, нашёл металлический шарик, отполировал до блеска. Выломал из какого-то моторчика чёрное ферритовое кольцо магнита, размотал обмотку ротора, получил несколько метров тонкой, почти невидимой медной нити. Разыскал стремянку, привязал нить к светильнику на потолке, на нить повесил магнит, к магниту прижал шарик. Зачем-то отнёс стремянку на место. Критически осмотрел сделанное. Блестящий шарик медленно покачивался в метре от пола. Джафар снял ботинки, куртку, выложил из карманов металлические предметы, выдернул ремень с металлической пряжкой. Зачем нужно было избавляться от металла, он не знал, но так делал Виджай. Виджай Сидхаратх, которого Джафар звал сэнсэем, и ни разу не назвал гуру, как остальные ученики. Потом сел спиной к светлому прямоугольнику входа. Попытался принять позу «лотос», но не удалось. Впервые после выхода из анабиоза, он увидел, что уже не тот, что раньше. Вздохнув, сел по-турецки.

«Надо сформулировать вопросы, — думал он. — Первый — разобраться, что же произошло. Второй — что мне делать. Что-нибудь ещё? Нет, хватит. Виджай говорил: „Прежде, чем задать вопрос, подумай, хочешь ли ты узнать на него ответ“. Только эти два вопроса — и скорее назад. Ничего лишнего. Что произошло, что мне делать. Всё».

Джафар подтянул к себе шарик, отпустил. Шарик медленно поплыл в темноту прохода. Потом — назад. Светлый прямоугольник с тёмной чёрточкой сидящего человека на его боку уменьшился до точки, снова вырос. Джафар сосредоточил взгляд на собственном отражении.

«Ом мани падме хум, ом мани падме хум, я спокоен, я абсолютно спокоен, меня нет, есть два вопроса: что произошло, что делать, больше ничего, сразу назад», — внушал он себе. Светлый прямоугольник сжался в точку, неторопливо вырос, замер, сжался в точку, начал расти, замер…

Он знать хотел всё от и до,

Но не добрался он, не до…

Ни до догадки, ни до дна.

Не докопался до глубин

И ту, которая одна,

Не долюбил, не долюбил.

В. Высоцкий

— Кот, ты? Давно хотел спросить, почему тебя зовут Кот?

— Он не Кот, он Барс, Ягуар. Но Кот — короче, — ответил Модуль, сверкнув линией зубов на чёрном, как гуталин, лице.

— Кого ждём? — спросил Гром.

— Камилла? — неуверенно подал голос Джафар.

— Кто ждёт Камилла? Разве я хоть раз заставлял себя ждать?

— Молодой человек хочет знать, что произошло, — сказал Кот.

— Разве он ещё не знает? И не надо звать его молодым человеком. Он в несколько раз старше всех нас, вместе взятых.

— Зачем ты так? — спросил Гром.

— Ладно, подойдём с другого конца. Старше тот, кому меньше осталось жить. Сколько осталось ему? Без применения медицины — лет десять-пятнадцать. С применением — может быть, сорок. Любому из нас — вдвое больше.

— Если мы не погибнем.

— Это не в счёт. У него шансов погибнуть в несколько раз больше. Последний был вчера, во время подъёма. Следующий будет завтра. Верёвка перетёрлась о камень, завтра он превратится в мешок с костями.

— Камилл!

— Что, Гром? То, что я говорю, жестоко? Но это же правда, а он хотел узнать правду. Впрочем, может, ему и повезёт. Есть такая категория людей, которым всегда везёт. Джафар, знаешь, как она называется?

— Хочешь сказать, что я дурак? Я выпал из этой категории. Мне не повезло.

— Это интересный аргумент. Я было подумал, что ты будешь хвастаться своими достижениями. Регенерином, например.

— Почему бы и нет.

— Расскажи ему, Кот.